"Так вот, мы когда взяли этих
ублюдков, они нам целый спектакль закатили... Не Москва, конечно, но
областной какой-нибудь драмтеатр за таких актеров дорого дал бы. А я смотрю
на того, который с деньгами работал, и думаю -- черт побери, ведь из тебя,
идиота, вышел бы отличный фокусник. Выступал бы на сцене, народ бы тобой
восхищался... А ты -- вот как. Обидно до невозможности. Такая меня злоба
разобрала тогда на род человеческий... А эти двое кричат, руками машут,
святую невинность изображают. При том, что поняли уже -- взяты на живца. Все
равно не сдаются. Им наводчика ведут под белы рученьки, еще двоих, которые
обычно свидетелей изображали, -- нет, кричат, мы их в глаза не видели и
вообще не местные, через полчаса самолет. У наживки просто челюсть отпадает,
я думал, мужик расплачется сейчас. Он, кстати, потом все равно не удержался.
Одно дело -- свидетельские показания, а совсем другое на собственной шкуре
пережить, что это такое, когда ты человеку в глаза плюешь, а он тебе говорит
-- божья роса. Невыносимо. Просто невыносимо. Самое мерзкое в нашей работе
-- лицом к лицу с гнусностью людской встречаться. Вот такие, брат, дела.
-- И что им было? -- спросил Валюшок.
-- А я убил их на фиг, -- небрежно махнул рукой Гусев.
Валюшок коротко хохотнул, потом осекся.
-- Ты не представляешь, как это было мерзко, -- объяснил Гусев. -- Мне
просто делать ничего не оставалось, у меня ощущение было, что я сейчас утону
в этом океане лжи. И, главное, "живца" очень жалко, это ведь мой ведомый
был. Ну, я взял и застрелил двоих прямо на месте. Оказалось -- угадал,
потому что ребята мне аплодировали." (с)